И все его богатое прошлое и ее кипящее будущее обретали какой-то поэтический оттенок в его глазах, отражающий ее неловкий взгляд, заставляя ее неопытную душонку сжиматься под натиском ничтожности своей мудрости. Все это во время того, как он все чаще ловил себя на мысленном отвешивании бесчисленных поклонов ее трепещущей юности и тем безумствам, на которые, в отличие от ее, его засыхающее сердце и уже отвердевшая амбициозность способны, увы, не были.
Он чаще стал смущать себя зачастившими ироническими улыбками, в которых искривлялись его губы в мыслях о ней или объектах к тому приближенных. И каждый раз сердце его испугано замирало в отчаянных попытках по-другому объяснить природу этих настораживающих явлений.
Что до нее, так ей просто нравилось находиться на его уроках, манера его общения со студентами, манера повествования, его манеры. Он вообще интересовал ее как личность высокого интеллектуального развития, хорошего воспитания и приятного чувства юмора. Иногда она представляла его жену. Наверняка мудрую и способную решить любую житейскую проблему, наверняка красиво увядающую, наверняка с руками, изъеденными переменами, горестями и радостями, но непременно улыбающуюся. Ведь можно ли не улыбаться, имея рядом эдакое сокровище. Громоздкое уважение к его персоне и к его личной жизни обосновалось на ее ресницах, роняя ее смущенный взгляд в пол, где уже валялось ее самолюбие, когда он был рядом.